Нестандартное основание прекращения прав на акции

     газета "ЭЖ-юрист", 2007, № 6    

     автор: Олег Анциферов

Судебное дело, являющее предметом настоящего исследования, интересно в силу необычного характера имевшего место основания прекращения права собственности на акции. Во многом рассматриваемая ситуация стала возможной в силу того, что законодатель, на наш взгляд, не предвидел последствий исключения в 2002 году из гражданского оборота России документарных акций и в процессе указанного изменения законодательства не принял правовые нормы, которые могли бы предотвратить описываемое далее развитие событий.

В апреле 1993 года некое закрытое акционерное общество (далее – «Общество») приобрело именные документарные акции, эмитируемые открытым акционерным обществом - одним из крупнейших банков страны (далее – «Банк»). Между Банком в качестве продавца и Обществом в качестве покупателя был заключены два договора купли-продажи ста и двухсот акций. Общество оплатило акции своевременно, однако один из платежей (за сто акций) был направлен, видимо, не по тем реквизитам, которые были предусмотрены договором для направления платежа, хотя это были реквизиты Банка и деньги плательщику не возвратились. Из-за этого в реестре, который в 1993 году вёл сам Банк, на имя Общества были отражены только двести акций вместо предполагавшихся трехсот. Тем не менее, видимо из-за несогласованности различных подразделений Банка, Обществу были выданы два сертификата акций – на сто и на двести акций.

В 1998 году Банк передал реестр профессиональному регистратору. Естественно, в реестре на лицевом счете Общества по прежнему значились двести акций, и о других ста акциях никто не задумывался. В начале 2003 года Общество наконец-то решило получить выписку из реестра акционеров Банка. Нетрудно представить удивление Общества, получившего от регистратора информацию о наличии на счете Общества только двухсот акций.

Накануне обращения Общества к регистратору, в декабре 2002 года, были внесены изменения в Федеральный закон № 39-ФЗ от 22.04.1996. «О рынке ценных бумаг» (далее – «Закон о рынке ценных бумаг»), установившие возможность выпуска именных эмиссионных ценных бумаг только в бездокументарной форме (Федеральный закон № 185-ФЗ от 28.12.2002. «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон «О рынке ценных бумаг» и о внесении дополнения в Федеральный закон «О некоммерческих организациях», далее – «Закон о внесении изменений»).  Важное для Общества положение содержалось в статье 2 Закона о внесении изменений. Законодатель определил, что ранее выданные сертификаты именных эмиссионных ценных бумаг приравниваются к выпискам из системы ведения реестра владельцев ценных бумаг. Это означало, что сам по себе ранее выданный сертификат после вступления в силу Закона о внесении изменений не мог удостоверять право собственности на ценные бумаги. Отсутствие информации о правах Общества на сто акций в реестре банка, безусловно, не устраивало Общество, так как совершение Обществом каких-либо сделок с акциями только при наличии такой нестандартной выписки представлялось решительно невозможным.

В конце 2003 года Общество выяснило, что тридцать четыре акции Банка значатся в реестре на счёте «ценные бумаги неустановленных лиц», открываемом регистратором в соответствии с п.3.3.Положения о ведении реестра владельцев именных ценных бумаг, утверждённого постановлением Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг от 02.10.1997. № 27 (далее – «Положение о ведении реестра»). Согласно указанной норме, «в случае, если при передаче (формировании) реестра или при размещении ценных бумаг регистратор выявляет, что количество ценных бумаг, учитываемых на счетах зарегистрированных лиц, меньше общего количества выпущенных и размещенных ценных бумаг данного вида, категории (типа), регистратор обязан открыть счет «ценные бумаги неустановленных лиц»…Списание ценных бумаг с этого счета осуществляется на основании документов, подтверждающих права на ценные бумаги, учитываемые на счету «ценные бумаги неустановленных лиц».

Общество решило предъявить свои права в отношении указанных тридцати четырёх акций и направило соответствующее требование регистратору, однако последний отказался произвести зачисление акций на лицевой счёт Общества, мотивировав отказ недоказанностью Обществом своего права собственности на данные акции.

Общество, руководствуясь нормой п.3.3. Положения о ведении реестра, в начале 2004 года предъявило в арбитражный суд иск об обязании регистратора списать акции со счета «ценные бумаги неустановленных лиц» и внести запись о зачислении данных акций по лицевому счету Общества.

В иске Обществу было отказано, апелляция, кассация[1] и заявление о пересмотре судебных актов в порядке надзора результата не дали. Судебные инстанции посчитали, что Обществом был заявлен виндикационный иск, однако, ответчик (регистратор) не является владельцем спорных акций и виндикационное требование к нему заявлено быть не может. Также суд констатировал, что истец не доказал наличие у него права собственности на момент подачи иска. Кроме того, суд по заявлению ответчика применил исковую давность, исчислив её с 1993 года, когда Общество, по мнению судебных органов, должно было узнать о нарушении своего права.

Общество в своих жалобах утверждало, что его исковые требования не являются виндикацией, так как невозможно виндицировать акции от «неустановленных лиц». Требования Общества, по его мнению, были основаны на норме статьи 304 ГК РФ, следовательно, на них не распространялась исковая давность (абзац пятый статьи 208 ГК РФ). При этом Общество однозначно считало, что оно было и являлось на момент рассмотрения спора собственником акций (по крайней мере, тридцати четырёх, находящихся на счёте  «ценные бумаги неустановленных лиц»).

Следует отметить, что Общество, будучи миноритарным акционером Банка, совершенно не преследовало цель любым путём пополнить свой лицевой счёт недостающими ста акциями. Данное количество акций можно было свободно приобрести на рынке. Интерес Общества, конечно, состоял в возмещении стоимости утраченного Обществом имущества либо путём получения такого же количества акций, либо путём получения денежного эквивалента. Однако Общество отказалось от  идеи расторжения договора купли-продажи акций и  взыскания с Банка денежных средств, уплаченных за акции, так как с 1993 года рыночная стоимость акций несоизмеримо выросла и сумма оплаты, даже с учётом процентов за пользование,  интереса для Общества не представляла. Кроме того, в данном случае Общество должно было бы признать, что у него никогда не было спорных ста акций Банка. Следовательно, ответчик в 2004 году заявил бы о пропуске срока исковой давности. Спор сторон процесса о том, должно ли было Общество узнать об отсутствии у него акций в период с 1993 по 2001 годы, в такой ситуации  вполне мог окончиться не в пользу Общества. При рассмотрении вопроса о том, не произошло ли прекращение права собственности в декабре 2002 года, то есть, в момент вступления в силу Закона о внесении изменений, Общество пришло к парадоксальному выводу о том, что в таком случае именно указанный закон явился основанием прекращения права собственности. Подозревать законодателя в подобном отношении к акционерам представлялось нелогичным. В связи с этим, вариант взыскания с Банка рыночной стоимости утраченного имущества со ссылкой на его утрату в 2002 году, был Обществом отброшен.

На наш взгляд Общество изначально неправильно заняло позицию о том, что право собственности на акции у Общества не прекратилось. Иск общества был основан именно на этом (был ли он виндикационным, либо иным иском о защите права собственности – в данном случае не важно, хотя виндикация бездокументарных ценных бумаг является очень интересной темой, достойной отдельного исследования). Предоставление истцом доказательств вещного права является условием удовлетворения вещного иска, в данном случае, иска собственника[2]. Невозможно было найти связь между сертификатом акций, находящимся у Общества, и акциями на счёте «ценные бумаги неустановленных лиц» при отсутствии каких бы то ни было доказательств, подтверждающих такую связь. Скорее всего, спорные тридцать четыре акции на самом деле являлись эпизодом совсем другой истории, не связанной с Обществом, учитывая величину Банка и соответствующую богатую практику его споров с акционерами.    

Представляется, что право собственности на акции Банка действительно прекратилось в результате изменения законодательства в декабре 2002 года. Раз сертификат стал выпиской из реестра, то он стал лишь «неверной» выпиской, не отражающей реальное наличие прав собственности. Ошибка Банка, совершенная в 1993 году (неотражение в реестре существующего права собственности Общества), привела к утрате ста спорных акций, которые перестали существовать как объект гражданского права в 2002 году. Имел место сложный юридический состав – ошибка Банка плюс изменение законодательства, что в комплексе и повлекло за собой прекращение права собственности на утраченные акции. Вступление в силу Закона о внесении изменений стало лишь тем «катализатором», который и вызвал утрату акций, но сам по себе указанный закон, конечно, не являлся основанием прекращения права собственности. Именно Банк причинил своим бездействием вред обществу, следовательно, необходимо было предъявлять иск о взыскании убытков от утраты акций в размере их рыночной стоимости (п.2 ст.15 ГК РФ). Предъявление Обществом вещного иска в надежде на неприменение исковой давности к требованиям собственника об устранении нарушений его права, было неверным. К.И.Скловский отмечает, что «в соответствии со ст.12 ГК защите подлежат только действительные, наличные права, но никак не права прошлые»[3].

Для обоснования такого вывода ещё раз остановимся на событиях 1993 года и проследим возможные действия сторон спора и позицию суда в случае, если бы был предъявлен иск о взыскании убытков. Получив на руки сертификат на сто акций Банка, Общество стало их собственником. Согласно статье 54 действовавшего тогда Положения об акционерных обществах, утвержденного Постановлением Совета Министров РСРФСР от 25.12.1990. (далее – «Положение об акционерных обществах»), «сертификат акции – ценная бумага, которая является свидетельством владения поименованного в нем лица определенным числом акций общества». Закон о рынке ценных бумаг не внёс изменений в правовое положение Общества. Согласно статье 2 Закона о рынке ценных бумаг, «документарная форма эмиссионных ценных бумаг – форма эмиссионных ценных бумаг, при которой владелец устанавливается на основании предъявления оформленного надлежащим образом сертификата ценной бумаги, … сертификат эмиссионной ценной бумаги – документ, выпускаемый эмитентом и удостоверяющий совокупность прав на указанное в сертификате количество ценных бумаг. … владелец – лицо, которому ценные бумаги принадлежат на праве собственности или ином вещном праве». Следовательно, спорные сто акций существовали и находились в собственности Общества с 1993 по 2002 годы до момента вышеуказанных изменений законодательства.

При предъявлении иска о взыскании убытков Банк как ответчик, безусловно, попытался бы заявить о пропуске срока исковой давности. Однако для применения исковой давности необходимо установить день, когда истец узнал или должен был узнать о нарушении своего права (п.1 ст.200 ГК РФ). Банк утверждал бы, что срок необходимо отсчитывать с апреля 1993 года, когда Банк не внёс в реестр информацию о выданных Обществу акциях, чем нарушил норму статьи 50 Положения об акционерных обществах. Однако данное нарушение законодательства Банком не повлекло за собой в 1993 году нарушение права Общества в виде причинения Обществу убытков в результате утраты акций, а только дата нарушения права Общества являлась бы обстоятельством, подлежащим установлению судом при решении вопроса о применении исковой давности. Общество до декабря 2002 года могло свободно реализовывать свои права собственника, а Банк обязан был исходить из их наличия. Следовательно, на момент подачи иска о взыскании убытков в начале 2004 года исковая давность не истекла бы.

Другим возможным возражением Банка явилась бы ссылка на неоплату Обществом спорных ста акций. Напомним, что платёж за акции был направлен Обществом не по тем реквизитам, которые были указаны в договоре купли-продажи, следовательно, со стороны Общества имело место неисполнение договора. На наш взгляд, данное возражение не могло быть противопоставлено факту наличия права собственности Общества на акции по состоянию на декабрь 2002 года. П.55 Положения об акционерных обществах предусматривал, что «акционеру бесплатно выделяется один сертификат на все принадлежащие ему акции в случае их полной оплаты». Тем не менее, выдача сертификата Обществу имела место, хотя, формально, и была произведена в нарушение указанной нормы. Но никакие правовые последствия такого нарушения Положение не устанавливало. Выдача сертификата представляла собой исполнение сделки купли-продажи акций, а не саму сделку. Исполнение сделки, не будучи самостоятельной сделкой[4], не может быть признано недействительным в силу нарушений, совершенных в процессе исполнения. Встречный иск о взыскании неоплаченной стоимости акций на основании п.2 ст.487 и п.3 ст.328 ГК РФ, был бы для Банка бесперспективным по причине пропуска срока исковой давности. Данный срок, безусловно, должен был бы исчисляться с апреля 1993 года, когда должен был последовать надлежащий платёж за акции.

Допустимым возражением Банка в указанной ситуации могла быть ссылка только на недействительность самого договора купли-продажи и/или сертификата акций. Г.Н.Шевченко отмечает, что «средством повышения оборотоспособности гражданских прав, выраженных в ценных бумагах, является наделение таких бумаг свойством публичной достоверности: по отношению к надлежащим образом легитимированному обладателю ценной бумаги обязанное лицо может выдвигать лишь такие возражения, которые вытекают из содержания самого документа либо касаются действительности бумаги…, либо основаны на непосредственных отношениях между должником по ценной бумаге и ее обладателем»[5]. Отметим, что и договор, и сертификат были подписаны от имени Банка одними и теми же лицами. Если бы Банк, например, «обнаружил», что договор и сертификат подписаны лицами, которые не имели полномочий, договор и сертификат являлись бы недействительными. То странное обстоятельство, что подписанные теми же лицами от имени Банка договор купли-продажи двухсот акций и сертификат на двести акций были отражены в реестре и никаких возражений у Банка не вызвали, вряд ли помогло бы Обществу. Банк, например, сослался бы на то, что в последнем случае внесение Банком данных о двухстах акциях в реестр представляло собой одобрение сделки неуполномоченного лица (ст.183 ГК РФ), а в отношении спорных ста акций такое одобрение не последовало.  К сожалению, явному злоупотреблению Банком своими правами в подобной ситуации не могут быть противопоставлены адекватные средства правовой защиты. П.1 ст.10 ГК РФ является не более чем декларацией, которая очень редко используется в судебной практике в целях пресечения злоупотребления правом.  И с этим, пожалуй, следует согласиться, так как принцип недопустимости злоупотребления субъективными гражданскими правами должен поддерживаться действиями законодателя по принятию конкретных норм, препятствующих недобросовестному  поведению участников оборота (таковой нормой является, например, недавнее сокращение до трёх лет срока исковой давности о применении последствий недействительности ничтожной сделки). Тем не менее, бремя доказывания факта заключения договора и подписания сертификата неуполномоченными лицами  лежало бы на Банке. Если бы Банк не смог доказать данное обстоятельство, то суд обязан был бы принять решение в пользу Общества.

В заключение отметим, что при принятии Закона о внесении изменений законодателю следовало урегулировать рассмотренную нами ситуацию. Указание в статье 2 на то, что ранее выданные сертификаты именных эмиссионных ценных бумаг приравниваются к выпискам из реестра, никак не решило проблему.  Представляется, что было бы неверным нормативно обязать эмитента включить в реестр ранее не включённые сведения о документарных именных ценных бумагах эмитента. Ведь нарушались бы права иных, указанных в реестре владельцев ценных бумаг, рассчитывавших при инвестировании в ценные бумаги на публичную достоверность реестра. Однако законодатель мог прямо установить, что права владельцев сертификатов именных эмиссионных ценных бумаг, сведения о которых не отражены в соответствующем реестре, прекращаются с момента вступления в силу Закона о внесении изменений, и указанные владельцы вправе требовать возмещения эмитентом рыночной стоимости ценных бумаг, права на которые прекращаются.