Индивидуализация бездокументарных ценных бумаг

    журнал "Адвокат", 2010, № 7

    автор: Олег Анциферов 

Многочисленные судебные споры, связанные с оборотом эмиссионных бездокументарных ценных бумаг, обозначили проблему их индивидуализации, которой, на наш взгляд, пока не уделяется соответствующее внимание в доктрине[1].

Как отмечается в п. 2.4. Раздела IV Концепции развития гражданского законодательства «необходимо установить следующие правила в отношении объектов вещных прав: объектами вещных прав могут быть индивидуально определенные вещи, а также вещи, определенные родовыми признаками, в случае их индивидуализации»[2]. Таким образом, индивидуализация имеет определяющее значение при решении вопроса о возможности установления вещного права в отношении бездокументарных ценных бумаг.

Вопросы индивидуализации нередко возникают в связи с оспариванием прав на ценные бумаги, неосновательно списанные со счёта одного лица и зачисленные на счёт другого. При этом можно выделить две точки зрения, имеющие место в доктрине в отношении последствий такого списания и зачисления.

В.А. Белов полагает, что «предметом индивидуализации являются… не сами ценные бумаги (конкретные имущественные права, составляющие комплекс), а сам комплекс, совокупность таких прав или пакет бездокументарных ценных бумаг (условно обозначим его П1). При его разделении на несколько более мелких пакетов, принадлежащих различным лицам (П1.1, П1.2, П1.3 и т.д.), ранее существовавший объект гражданских правоотношений (пакет П1) прекращает свое существование. Следовательно, с таким прекращением прекращаются и всякие ранее существовавшие «вещно-подобные» права на этот пакет, подобно тому, как они прекращаются при гибели классической телесной вещи - объекта права собственности, в т.ч. и при ее гибели в результате смешения с другими однородными вещами»[3].

Согласно другой точке зрения при смешении и разделении право собственности на ценные бумаги не утрачивается. Например, Д.И. Степанов полагает, что «смешение… есть не более чем утрата подобными (родовыми – О.А.) вещами индивидуализации, причем индивидуализации, не связанной с определением меры (количества, веса, длины и проч.), которая, строго говоря, вообще не имеет здесь какого-либо сущностного значения для определения владельца подобных вещей, а указывающей на присвоенность[4] таких вещей конкретному лицу, то есть принадлежность их одному, а не другому лицу. Рассматриваемое под таким углом, смешение… есть ни что иное, как простое лишение владения»[5].

На наш взгляд, индивидуализация достигается не только через присвоенность (или место нахождения) вещи, но и через количественный показатель (показатель меры). Оба указанных критерия в совокупности необходимы для индивидуализации, отграничения одних родовых вещей от других, а, следовательно, и для установления вещных прав в отношении них.

Чтобы понять неразрывную связь этих характеристик индивидуализированной вещи рассмотрим следующий пример. На одном счёте одного лица находятся десять акций. Можно ли назвать какие-либо черты одной из указанных десяти акций, которые позволяли бы отграничить её от другой акции из состава этих же десяти акций? Признак места нахождения в данном случае абсолютно одинаков для всех акций, все они находятся на одном счёте одного лица. Следовательно, нельзя утверждать, что в указанном случае акция обладает индивидуализирующими признаками, которые бы позволяли установить право собственности на данную акцию, а именно нет индивидуализации по категории места нахождения. Таким образом, данная акция не является самостоятельной вещью.

С другой стороны, имеются основания полагать, что остаток данных акций (десять акций на счёте № «А» лица «Б») представляет собой одну вещь. Эта вещь имеет все необходимые характеристики, которые бы позволяли отграничить её от других вещей. Во-первых, она имеет признак места нахождения (счёт № «А»), не характерный для каких-либо других вещей (других акций). Во-вторых, она обладает количественным показателем (десять акций).

Представим далее, что остаток акций на счёте № «А» увеличивается до пятнадцати акций. В этом случае не происходит изменение вещи по признаку места нахождения. Однако меняется количественный показатель (пятнадцать акций вместо десяти), что позволяет утверждать о юридической гибели одной вещи (остатка в виде десяти акций) и создании новой вещи (остатка в виде пятнадцати акций).

Можно сделать следующий вывод: изменение содержания одного из показателей индивидуализированной родовой вещи либо одновременно обоих показателей приводит к новой индивидуализации, возникновению новой вещи. 

Д.И. Степанов полагает, что «отождествление записи на счёте с владением ценными бумагами автоматически открывает перспективы для разрешения всех прочих частных вещноправовых вопросов, связанных с обращением ценных бумаг, учитываемых записью на счете… лишение прав на ценную бумагу путем списания ее со счета одного лица и зачисление на другой счет представляют собой лишение собственника владения, но это отнюдь не равнозначно лишению права собственности»[6].

Следует поддержать вывод о том, что запись на счёте тождественна владению, что актуально не только для бездокументарных ценных бумаг, но и для безналичных денежных средств[7]. Однако лишение собственника владения не приводит к потере права собственности только в отношении индивидуально определённой (уникальной) вещи, для которой владение не является критерием, устанавливающим право собственности. Лицо продолжает являться собственником уникальной вещи, даже если владение собственником  утрачено, однако никем не приобретено (например, потерянная и никем не найденная уникальная вещь). Иная ситуация имеет место в отношении родовых вещей. В.А. Белов указывает, что «только фактическое владение массой родовых вещей безоговорочно ее индивидуализирует, т.е. превращает ее в объект абсолютного права (права собственности)»[8]. Даже если со счёта необоснованно списаны десять акций и зачислены на счёт другого лица с нулевым остатком, образовав остаток в количестве тех же десяти акций, этот остаток представляет собой новую вещь.

Как отмечал О.С. Иоффе «...именно потому, что вещь в том виде, в котором она была индивидуализирована до неосновательного приобретения, больше не существует, право на нее прежний собственник утрачивает, и в обезличенном или по-новому индивидуализированном виде она становится собственностью приобретателя при неосновательном приобретении имущества»[9].  В связи с этим бездокументарные ценные бумаги не могут быть виндицированы, но не потому, что они, как полагают некоторые учёные, не являются вещами[10]. Бездокументарные ценные бумаги, будучи вещами родовыми, не способны сохранять в неизменном виде свою индивидуальность при перечислении со счёта на счёт, и, как следствие, не может сохраняться право собственности бывшего владельца ценных бумаг.  Использование не виндикационного, а кондикционного иска в данном случае научно оправданно и в достаточной степени способно защитить права лица, со счёта которого списаны бумаги. Как указывает К.И. Скловский «родовые вещи, попадая даже и без основания к должнику по кондикции, обезличиваются и становятся его собственностью. Соответственно возвращаются не эти вещи, а такие же»[11].

Вопросы, связанные с индивидуализацией ценных бумаг, возникают не только в случае их необоснованного списания со счёта, но и в других практических ситуациях. Например, компания – владелец облигаций обратилась в Арбитражный суд г. Москвы с исковым требованием к эмитенту облигаций о расторжении договора займа, заключённого путём выпуска 29 890 облигаций[12]. При этом на счёте депо истца учитывались права на 73 890 облигаций. Разумеется, что ни одна из этих облигаций не имела индивидуализирующие признаки, позволявшие отграничить одну либо несколько облигаций от других, находящихся на том же счёте, то есть, как мы уже упоминали выше, ни одна облигация, ни 29 890 облигаций не существовали как вещь, так как остаток на счёте был выражен большим числом. Если после вступления в силу решения об удовлетворении вышеуказанного иска произойдёт отчуждение, допустим, 13 000 облигаций и на счёте депо останется 60 890 облигаций, невозможно будет установить, относятся ли данные 13 000 облигаций к числу тех 29 890, в отношении которых договор займа расторгнут и которые, следовательно, не могли отчуждаться, либо к числу облигаций, в отношении которых договор не расторгнут и которые могли по-прежнему обращаться.

Подобное положение вещей возникнет из-за юридически неверного подхода удовлетворившего иск суда к оценке  правоотношений владельца облигаций и эмитента. Между истцом и ответчиком на самом деле имел место договор займа (договор-правоотношение) по поводу 73 890 облигаций, представляющих собой одну вещь. Именно требование о прекращении данного правоотношения в порядке ст. 12 ГК РФ  мог заявить истец, а не требование по поводу несуществующего договора займа, и, следовательно, несуществующих прав истца в отношении 29 890 облигаций. 

Разумеется, что заинтересованное лицо в установленных случаях может предъявлять требование о разделе вещи – остатка ценных бумаг на счёте, так как такого рода остаток представляет собой делимую вещь. Например, требование о разделе может быть предъявлено в отношении остатка ценных бумаг, находящегося в совместной либо долевой собственности  (ст.ст. 252, 254 ГК РФ). Однако это не опровергает сделанные выше выводы. Такое требование о разделе предъявляется в отношении одной, объективно существующей делимой вещи (остатка ценных бумаг на одном счёте), а результатом удовлетворения  требования будет являться возникновение нескольких вещей – остатков на разных счетах.  

Постоянные попытки исследователей увидеть у одной бездокументарной ценной бумагой признаки одной вещи[13], попытки отыскать эту бумагу в цепочке остатков по различным счетам, через которые бумага, якобы, «прошла», и защитить права пострадавшего лица на эту бумагу, возможно, навеяны тем, что, с точки зрения грамматики, «акция», «облигация» - это существительные в единственном числе. Отсюда невольно проводится следующая аналогия: десять бездокументарных акций – это, примерно, то же самое, что десять сертификатов документарных акций. На наш взгляд, в отношении бездокументарных ценных бумаг следует проводить параллель с такими родовыми вещами как жидкости. Г.Ф. Шершеневич отмечал, что «бочка вина делима, потому что вино, разлитое в бутылки, - это та же вещь, как и вино, бывшее в бочке»[14]. Поэтому десять бездокументарных акций на счёте по своей природе скорее ближе к такой одной (!) вещи как «десять литров вина в бочке», чем к десяти сертификатам документарных акций.

В доктрине высказывались предложения присваивать каждой бездокументарной ценной бумаге индивидуальный номер, который бы позволял проследить путь ценной бумаги в случае необоснованного списания её со счёта одного лица и зачисления на счёт другого. В частности, ещё в 2005 г. подобное предложение было сделано В.И. Добровольским на конференции в Высшем Арбитражном Суде, посвященной способам защиты от неправомерного захвата корпоративного контроля[15]. Практическая реализация данного предложения приведёт к тому, что каждая акция, облигация, иная бездокументарная ценная бумага будет являться самостоятельной вещью. У каждой ценной бумаги будет индивидуализирующий признак (уникальный номер),  отличающий её от других ценных бумаг того же выпуска. Следовательно, можно будет предъявлять требования о расторжении договора, о взыскании стоимости в отношении конкретных ценных бумаг на счёте.

Однако до момента проведения подобной законодательной реформы следует исходить из невозможности установления права собственности в отношении части ценных бумаг из числа находящихся на одном счёте без какого-либо изменения остатка по данному счёту, невозможности предъявления материально-правовых требований в отношении такого рода части ценных бумаг, невозможности сохранения права собственности в случае списания ценных бумаг со счёта и зачисления на счёт другого лица.